IAN GARETH BRECKENRIDGE
иэн гарет брекенридж
а теперьрискнитепопробуйте сократить
ben barnes
КРАТКОЕ ДОСЬЕ
дата рождения и возраст: | лояльность: |
ПОЛНОЕ ДОСЬЕ
родственные связи: карина брекенридж — жена; дина брекенридж — старшая дочь; виктория брекенридж — младшая дочь.
— Люди — наша основа, Иэн. Основа нашей стабильности. Ты слушаешь меня? — он слушает, хоть пока и не осознает, что отцу лучше бы заткнуться. Речи о том, что людской мир надлежит сохранять в том виде, в каком он существует, Ричард Брекенридж без тени сомнений сочетает с работой в Ост-Индийской компании и ко времени рождения Иэна активно занимается экспортом опиума в Поднебесную.
Иэну нет еще и десяти лет, но он заглядывает в утренние газеты и слушает то, что говорят отцовские партнеры. Отчасти догадывается, что подсаживание на наркотики примерно трети населения другой страны — не то чтобы забота о людях в целом. Однако слушать отца не в пример проще. Как и пользоваться теми благами, что дает его положение.
В новом особняке, приобретенном по случаю переезда в Лондон, Иэн чувствует себя истинно по-хозяйски. С невероятным удовольствием показывает ровесникам отведенные ему, только ему комнаты, улыбается в ответ на чужое восхищение. Не менее внимательно, чем отца, слушает приходящих на дом учителей. На десятый день рождения учится самостоятельно повязывать бабочку. И даже на несколько минут дольше прочих приятелей сдерживает восторги по поводу приглашенного на торжество дрессировщика.Жить в отцовской модели мира легко и приятно. Стабильность, процветание, достаток, успех — теперь он глотает отцовские лекции, даже не морщась. И не сомневаясь ни в одном из утверждений. Люди — и впрямь основа. Но кто сказал, что надо с ними носиться по этому поводу?
Та рафинированная вариация жизни, к которой он привыкает едва ли не с рождения, устраивает его как нельзя больше. И метку Двора Порядка, как ему кажется, он принимает вовсе не из-за присягнувших этому же Двору родителей, а строго по собственным убеждениям. Успевший к шестнадцати годам взобраться на шестой уровень, Иэн с чувством легкого превосходства глядит на слегка растерянных магов-ровесников и подчеркнуто старается не замечать прочих прибывших ко Двору иных. Объективных причин для нелюбви к другим расам у него нет, но отцовские убеждения по их поводу падают в плодородную почву.
(кровопийцы и животные, которые однажды разрушат весь мир к чертовой матери)
(для суккубов отец милостиво делает исключение; иэн предполагает причины такого отношения и не испытывает ничего, кроме гадливости)Первые перемены в мировоззрении случаются вместе с Агнессой. Самая что ни на есть обычная человеческая девушка, помогает отцу в кабаке и не пропускает ни одной воскресной проповеди. Зато — роскошные светлые косы до пояса и не по статусу смелый взгляд светлых глаз. У Иэна капитально рвет крышу, сам он рвет помолвку с кем-то там, кого ему выбрал отец и радостно пропускает все материнские увещевания мимо ушей.
Да, всего лишь человек. Да, явный мезальянс. Да, умрет гораздо раньше. Да, магический потенциал у детей будет аховый.
И что?Несмотря на все угрозы, от дел компании Иэна не отлучают. Впрочем, он и так там не задерживается: не наследует и десятой доли отцовского таланта по части торговли и подковерного интриганства.
Долгое время он вполне доволен собственной жизнью. С интересом ищет в Джеймсе собственные черты и любовно обустраивает семейное гнездо. Вербуется в армию и целым и невредимым возвращается из Китая, где зарабатывает несколько медалей, офицерское звание и бесспорный пятый уровень.
Материнское предсказание сбывается даже раньше ожидаемого. От тела жены, погибшей в родах вместе со вторым ребенком, его, полностью обессилевшего, удается забрать только через несколько часов. Выходя из усыпальницы, он думает, что вместе с Агнессой под тяжелой мраморной плитой оставил и большую — лучшую — часть себя. Пытается забыться на войне, из которой империя в очередной раз выходит победительницей, но сам не чувствует ни триумфа, ни удовлетворения.
Джеймс погибает в совершенно глупой стычке с каким-то вампиром, и Иэну кажется, что его жизнь рвется подобно гнилой нитке.
(не может спасти жену, не может спасти сына; но, может, есть смысл попытаться сохранить мир в существующем виде для тех, кто чуть более везуч на близких людей?)
На месте социальной и личной жизни медленно, но верно образуется дыра размером с Йоркшир, когда он подается в Инквизицию. Без него редко обходится какая-нибудь крупная заварушка; Иэн практически не вылезает с лондонских улиц и вцепляется в новую работу с энтузиазмом бультерьера. Пожимает плечами на обвинения в чрезмерной жестокости — и это с теми, кто преступил закон! — и интересуется, нарушил ли хоть одно правило.
(нет)
На отдых его сплавляют почти насильно, а место выбирают, кажется, наугад ткнув в точку на глобусе. По возвращении он не может рассказать ни о живописных итальянских развалинах, ни о средиземноморском побережье, но почему-то улыбается гораздо больше обычного и чуть ли не каждую свободную минуту проводит над листом бумаги.
Сказать, что он пишет Карине почти каждый день, было бы преувеличением. Впрочем, не слишком сильным. Давно забытые чувства увлекают так, словно ему снова двадцать с небольшим. Иэн мотается в Турин каждый раз, как только представляется возможность, с пылом и неуклюжестью подростка ухаживает за Кариной и на полном серьезе обещает выкрасть ее в Лондон, если она так и продолжит отказывать.
Оказывается чуть более настойчивым, берет ее, можно сказать, измором, но чувствует себя самым счастливым человеком, когда она-таки приезжает в Великобританию и сгружает ему на руки объемный багаж.
Вид чрезмерно радостного и улыбчивого Брекенриджа, видимо, чересчур скоро утомляет начальство. На нового подопечного Иэн смотрит со всем скепсисом, на который способен. В памяти незамедлительно всплывает имя и обстоятельства первой встречи — детали заданий Иэн забывает редко. Это, впрочем, не мешает ему ссылаться на забывчивость и постоянно звать стажера то Эдвардом, то Эйданом, то ограничиваться простым «ну… этот».
Не испытывает никакого пиетета к разнице в возрасте и уровне, методично размазывает Эдгара по полу и стенам, наглядно демонстрируя, почему тот не годен в инквизиторы. Не добивает только потому, что нельзя; напоследок неискренне желает успешно добраться до медицинского отсека.
Учитель из него откровенно хреновый. Иэну проще сделать все самому, да и не может он до конца понять, чем может быть полезен инкуб. По окончании того, что с большой натяжкой можно назвать обучением, сдает его начальству и надеется радостно свалиться в обустройство семейной жизни и подготовку к свадьбе.
Не получается. Комплектом к семейному счастью идет треклятый Эдгар. В надежде, что он запросит другого напарника, Иэн ведет себя максимально по-скотски. Видит в нем либо пушечное мясо, либо бесплатный аварийный аккумулятор, и не стесняется именно что пользоваться таким ресурсом.
Когда Карина решает, что новоиспеченный супруг стал жаловаться слишком много, она вмешивается в ситуацию в свойственной ей радикальной манере. Вечер выходит неестественным до последнего слова. Иэн выдавливает натянутые любезности, а про себя от всей души желает Эдгару поскорее уже захлебнуться нездоровым кофе и проваливать ко всем чертям.
Обреченно понимает, что сдаваться после первой неудачной попытки Карина не собирается. Если ее речам о каком-то там равенстве полов он внимает вполуха, то про ксенофобию, толерантность и прочую чушь не хочет слушать вовсе. То и дело ссылается на усталость, забывает передать очередное приглашение в гости и очень недобро смотрит, когда она зовет Эдгара сама.
Тем не менее, со временем в их отношениях что-то неуловимо сдвигается. Иэн не комментирует и не задумывается даже, но в какой-то момент проверяет, прикрыта ли у Эдгара спина, отводит летящее в него заклинание и прислушивается к его мнению по поводу дальнейших действий. Отключается от чрезмерной кровопотери с немного пугающей уверенностью в том, что очнется на руках у медиков, а не от того, что Эдгар выбросит его из машины в ближайшей лесополосе.
Карина удовлетворенно улыбается, когда нытье супруга постепенно сходит на «нет», но морозится всякий раз, когда он заводит тему о детях. Иэн, впрочем, не торопится и сам: знает, что в этот раз времени на любые планы у него более чем достаточно. Он учится у нее, несмотря на разницу в уровне, ментальной магии, и психует всякий раз, когда что-то не получается. Благодаря ей же не отрывается от человеческого мира. Уже не вляпывается с размаху в жизнь простого обывателя, но с интересом следит за прогрессом и в целом считает, что жизнь не так-то уж плоха.
Перестает даже мягко иронизировать над воззрениям супруги примерно в тот момент, когда на престол восходит Елизавета II — сложно говорить что-то там о женщинах, когда одна из них правит страной. Держит оборону по части отношения к другим расам, но прекрасно понимает, что как минимум одним исключением из ксенофобских взглядов уже обзавелся.
(они же вместе; мы не можем позвать его одного; ничего, потерпишь)
Торжество по поводу полувекового юбилея со дня свадьбы проходит куда более мирно, чем он ожидает. Вопреки тому, что Иэн успевает нафантазировать накануне, присутствие новой пассии Эдгара вовсе не портит праздник; даже напротив — фотографии с него впоследствии он будет рассматривать с самыми теплыми чувствами.
Следующая четверть века пробегает почти рутинно, но вместе с тем ошеломительно быстро. Порой Иэн ощущает себя самым старым в компании жены и — говорит уже без всякой иронии — друга, но бурчит в основном ради проформы и поддержания имиджа.
Носится как сумасшедший в год, когда рождается Дина. Неуклюже принимает на руки пищащий сверток, не высыпается из-за полуночных криков, но отказывается ставить гасящий шум магический полог. Встает сам, сонно плетется в детскую и, успокоив, нередко задремывает прямо там до самой побудки на работу. Глядя, как легко и быстро Дина привыкает к Эдгару и не пугается, стоит тому продемонстрировать крылья, не испытывает ничего, кроме чувства глубокого удовлетворения происходящим.
Когда девочек становится двое — Виктория оказывается спокойнее Дины, но Иэн прыгает вокруг нее не меньше — Иэн исходит на то, чтобы только порадовать дочерей. До восхищенного писка удивляет мелкую, выколдовывая безобидные огоньки, обещает старшую научить делать так же и даже круче.
Сам, впрочем, тоже продолжает учиться, осторожно пробует черпать энергию из окружающего мира. Сперва экспериментирует у устья Темзы; умеряет аппетиты и часами пялится в огонь домашнего камина. Когда перестает тошнить и жечь изнутри, приходит к выводу, что такие пробы лучше оставить на будущее.
Впрочем, именно о будущем он не очень сильно задумывается: то, как складывается жизнь сейчас, его более чем устраивает. Тем не менее, вместе с осенью две тысячи седьмого года случаются перемены, о которых он вовсе не просил. Подозревает, что дело именно в том задании — не успели остыть останки дома семьи темных магов, как Иэна ошарашивают новостью о повышении и переводе.
С тем же упорством, с каким сотню лет назад просил выдать нормального напарника, Иэн сопротивляется переводу в Чехию. И с тем же успехом.
Прагу он заранее воспринимает как враждебный город. Архитектура его радует, но чужой язык, пусть и не такой сложный, оказывается колючим и неприятным, а в новый коллектив ему так и не удается вписаться в полной мере. В Чехии нетерпимость к представителям других рас снова расцветает буйным цветом, особенно с учетом того, что непосредственным начальником у него оказывается вампир. Витезслав напоминает, что в Англии Иэн почти век работал с инкубом и спрашивает, в чем проблема. Иэн отвечает долгим тяжелым взглядом, в котором крупными буквами читается «ты — не он».
Тем не менее, за несколько лет он успевает обжиться в кабинете заместителя главы инквизиции и неторопливо начинает осваиваться на втором уровне силы. Где-то в это же время понимает, что быть в руководящем звене ему очень даже по душе. Немного жалеет, что работы в поле все меньше, а с бумагами — все больше, но в целом не жалуется.
Хмыкает, узнав, что свой пост фактически получил за убийство невиновных. Что-то ворчит о неясно откуда вылезших амбициях Эдгара но, в целом, не собирается бежать и каяться в своем соучастии, пусть и невольном, кому бы то ни было. Рассказывает только Карине, дурак, почему-то совершенно не умея предсказать ее реакцию на подобного рода новости.
Помирить их; вернее — успокоить её не получается ни через месяц, ни через несколько лет. Напоминает, чьими стараниями сам стал относиться к Эдгару нормально, увещевает, убеждает со всевозможным красноречием, но терпит неудачу за неудачей. И без того нечастые после повышения встречи становятся еще более редкими.
Ненадолго. Карина морщится, но за океан они отбывают всей семьей. Почти месяц он просто ошивается рядом, злясь на собственное бессилие — поддержка пражских инквизиторов ничуть не помогает разобраться в убийстве двух портлендских. Еще больше ситуацию запутывает нагрянувшая из давно прожитого европейского прошлого ведьма, которую Эдгар имел глупость оставить в живых десять лет назад. Все ее попытки рассказать что-то по делу больше смахивают на фантазии поехавшего крышей подростка. Поняв, что данное ею направление оказывается ложным от и до, Иэн надеется больше никогда ее больше не увидеть. Для ее же блага.
И снова не выходит. В совпадения верить сложно, но еще сложнее принять тот факт, что мертвый, совсем мертвый Эдгар лежит на полу собственной гостиной.
Она помогает ему это исправить. Без малейших сомнений Иэн делает все в точности, как она говорит, подписывает себе смертный приговор, но все-таки вытягивает Эдгара с того света. В качестве благодарности не позволяет утопить малолетнюю мстительницу. А потом, в попытке прикрыть собственное преступление, превращает ее мозг в бесполезный комок серого вещества.
Остается только порадоваться, что на пост главы портелндской инквизиции с него не требуют резюме: расписывать свои последние достижения было бы в высшей степени неловко.
P. S.
— неплох в боевой магии; нежную любовь испытывает ко всем заклинаниям, связанным с огнем;
— в качестве артефактов, на которые заранее «подвешивает» те или иные заклинания, использует простенькие серебряные кольца;
— одно из любимых заклинаний — плеть; генерирует мощную высокотемпературную струю пламени, в каком-то смысле почти самонаводящуюся;
— за всё время так и не проникся любовью к автомобилям, принципиально не садится за руль, хотя магическим образом ему в голову вложили умение обращаться с несколькими видами транспортных средств. в экстренной ситуации должно сработать. по идее;
— свободно говорит на английском и чешском языках, худо-бедно умеет изъясняться по-итальянски;
— выглядит как сраный лондонский денди, прекрасно это знает и менять ничего не собирается.
