Домой.
  Тереза неуклюже переваливается через невысокий забор, обдирает коленку о влажный асфальт, но не замечает этого.
  Домой. Дома все будет хорошо.
  Тереза прячется в ночных тенях от пары редких прохожих. В несколько перебежек добирается до угла дома. Пытается отскрести грязь с юбки, но только сильнее размазывает рыхлую землю по тонкой ткани.
  Не страшно. Она все отстирает, извинится перед отцом и все снова будет хорошо.
  А ублюдка обязательно посадят. Она только отдышится и обязательно расскажет...

  Терезу клинит в попытке дать адекватное объяснение произошедшему. Грязной рукой проводит по шее, ожидает нащупать страшную рваную рану. Под пальцами — ровная кожа. Она абсолютно точно помнит резкую роль, когда полоумный сосед с чего-то решил убить ее таким извращенным способом. Помнит и накатившую слабость, и всплывшую через несколько минут мысль о критичной для человека кровопотере.
  Он совершенно определенно пил ее кровь; это — единственное, что Тереза знает наверняка. Сознание отказывается делать хоть какие-нибудь правдоподобные выводы, только навешивает на Джексона ярлык смертельно опасного психопата.
  Зато она жива. Концентрируется на этой мысли — и том, что сейчас они с отцом вызовут полицию и соседа мигом заметут — когда тихонько толкает входную дверь. На электронных часах мигает 02:21 — по всему выходит, что на пороге их дома Джексон появился всего пару часов назад.

  Однако, отец успевает переодеться и, кажется, протрезветь. Уголки губ Терезы ползут вверх, она нерешительно делает пару шагов навстречу, мнет ладонь в ладони. Судорожно, точно вот-вот разревется, вдыхает.
  И перестает слышать, что он говорит. Разом забывает все, что хотела сказать сама. В несколько движений оказывается рядом. Тянет носом воздух и чувствует, что, оказывается, чертовски голодна. Желудок болезненно перекручивает, во рту моментально пересыхает, а десны сладко ноют.
  Он подхватывает ее давно, казалось бы, забытым движением, как в детстве, когда она с радостным писком прыгала ему на шею. Уже через мгновение с криком пытается отцепить и откинуть ее прочь. Тереза только сильнее стискивает ноги, перекрещивает лодыжки на его пояснице и кусает еще, на этот раз точно попадая в сонную артерию.
(она не раз и не два листала анатомические атласы, прекрасно знает, где та находится)

  Поток горячей крови на время затыкает утробное урчание, остаются только его крики, негромкое чавканье и тихий звук льющейся на пол крови. Тереза жадно глотает и вгрызается глубже, когда отцовская хватка слабеет, а сам он сползает по стене. Старается не упустить ни капли, но вокруг осевшего на пол и окончательно затихшего отца все равно разливается липкая темная лужа.
  Тереза тщательно вылизывает кожу вокруг рваной раны. Замирает, замечая белеющий в мешанине разодранных мышц, сухожилий и артерий позвоночник. Тупо смотрит на бледного неподвижного отца. Ерзает коленями в густеющей луже, гладит его по щекам, слегка хлопает, словно надеется привести в чувство. Обнимает перемазанными грязью и кровью руками, склоняется щека к щеке и сипло обещает ему, что все будет хорошо.

  На полицейских не реагирует. Ни на «твою ж ты мать...», ни на вопросы, ни на прикосновения. Краешком сознания фиксирует, что на заднем сиденье что-то расстилают, прежде чем ее туда усадить. Она смотрит на перепачканные ноги, вконец загубленную юбку, замаранные в крови руки. Истеричный смешок превращается в невнятное булькающее всхлипывание; Тереза давится им и больше не издает ни звука.
  Равнодушно рассматривает наручники: их затягивают до упора, но металлические браслеты все равно болтаются на тонких запястьях. Длинную цепочку пропускают через кольцо в середине стола. Она неотрывно глазеет на него, когда ей задают вопросы, в какой-то момент едва заметно поднимает и опускает плечи («что произошло?»).
(она совершенно определенно пила его кровь; это — единственное, что тереза знает наверняка)

  Ее оставляют одну на пять минут или часов. Она не меняет позы, когда дверь отворяется снова, без всякого выражения смотрит на вошедшую девушку. На полицейскую она не похожа. На психолога вроде бы тоже. Ну, или на того, кого приглашают в таких случаях.
  Бросает гадать почти сразу. Какая разница.